Паника на борту турецкого броненосца стала ещё сильнее, когда корабль начал крениться на один борт. Матросы беспорядочно бегали по палубе, то и дело натыкаясь на офицеров. Те пытались отдавать какие-то команды, но их никто не слушал. На мостике одиноко метался забытый всеми сигнальщик. Он совсем уже было собрался сигануть с высоты в море, как вдруг заметил неподалёку тень какого-то корабля. А вот и ещё три тени, только поменьше, так же неслышно скользнули во тьме. «У-у-у, шайтан», — прошептал турок и в ужасе пополз вниз по трапу.

В то же самое время лейтенанту Макарову уже доложили, что все три катера благополучно вернулись и подняты на борт; убитых и раненых нет. Степан Осипович только кивнул, не отрываясь от бинокля. На мостике «Константина» было темно. На пароходе были наглухо закрыты и задраены все двери и иллюминаторы, даже щели были заткнуты длинными полосками из войлока. Офицеры, подсвечивая себе маленькими карманными фонариками, собрались под мостиком.

— Ну как, получилось? — тихо спросил Макаров.

— Отменно! Мы на катере подошли к броненосцу вплотную и атаковали минным зарядом на длинном шесте. Мина сработала отлично! Я сам видел пробоину в борту, — торопливым шёпотом докладывал лейтенант Зиновий Рождественский.

— У нас, русских, всегда была склонность к партизанской войне. По сути, мы сейчас уподобляемся партизанам Дениса Давыдова, нашего лихого героя Отечественной войны 1812 года. Только вместо сабель у нас — мины! — так же тихо произнёс Макаров.

Потом было ещё немало операций, где пароход «Константин» подтвердил своё право называться лучшим миноносцем. В бою около города Батума Макаров впервые применил против турецких кораблей самодвижущиеся мины — торпеды, только что поступившие на вооружение русского флота. Они представляли собой вытянутые металлические цилиндры, в передней части которых был заряд взрывчатого вещества. В движение торпеду приводил небольшой моторчик, работавший на сжатом воздухе. Торпеду опускали в воду с катера, заводили моторчик и направляли на вражеский корабль. Дальность действия торпеды составляла около одного километра, а скорость нового оружия была примерно пятнадцать-двадцать километров в час. На рейде Батума катера Макарова двумя удачными торпедными выстрелами отправили на дно турецкий сторожевой корабль «Интибах».

Применение минного оружия стало новым словом в тактике морского боя. На многих флотах мира тактику Макарова стали изучать в морских академиях, а Степана Осиповича считали новатором в военно-морском деле.

Первый российский ледокол

Если посмотреть на карту России, мы увидим, как много морей и океанов омывают границы нашей страны. Со времён императора Петра Первого Россия стада великой морской державой, но не всегда могла воспользоваться своими выходами к морю. Например, Кронштадт, главный порт российского военного флота на Балтике, зимой замерзал. Поэтому на всю зиму русские боевые корабли оставались неподвижными в ледовом плену. А вдруг — война? Ждать весны, когда растает лёд? Только ведь враг ждать не станет.

Или возьмём Северный морской путь, пролегающий вдоль побережья России от Архангельска до Владивостока. Это был самый надёжный и быстрый путь доставки людей и грузов с одного конца огромной Российской империи на другой. Но в зимнее время Северный морской путь тоже становился непроходимым из-за крепких сплошных льдов.

России был просто необходим корабль-ледокол, который сможет не только сам проходить через лёд, но и проводить за собой другие корабли. Идея покорения арктических морей [7] на ледоколах занимала Степана Осиповича давно. В 1896 году, находясь в Америке, он поехал на Великие озёра, где наблюдал за работой американских ледоколов. Вернувшись в Россию, он написал докладную записку в морское министерство, однако поддержки там не получил. Зато его поддержали известные учёные, путешественники, военные, поскольку авторитет Степана Осиповича был необычайно высок. Прошло чуть более года, и первый русский ледокол был спущен на воду на судостроительном заводе в Англии. Ему дали имя «Ермак».

В конце февраля 1899 года вице-адмирал Макаров поднялся на мостик ледокола и «Ермак» взял курс из Англии на Кронштадт. Зима в тот год выдалась суровой, толщина льда в Финском заливе превышала один метр. Мало кто верил, что «Ермак» пробьётся через такой плотный лед.

Над мостиком вихрилась позёмка, из труб валил чёрный дым. Сто человек экипажа ждали встречи корабля с ледовыми торосами.

— Вот и лёд. Полный вперёд! — отдал команду Макаров.

Балтийский лёд с хрустом начал ломаться под мощным напором корабельного корпуса, за кормой оставалась широкая полоса чистой воды. Все, кто был на мостике и на палубе, не сговариваясь закричали «ура!». Сомнения в силе и мощи ледокола ушли прочь вместе с бурунами воды, поднятыми за кормой огромными медными винтами ледокола.

И вот наконец-то показался Кронштадт! На набережной собрался почти весь город, а многие — кто пешком, кто на лыжах, кто на санях — двинулись навстречу ледоколу. «Ермак», как на параде, торжественно вошел в замёрзшую гавань Кронштадта, сокрушая непроходимый ранее лёд.

Ледокол стал спасением для балтийского флота. Только за первую зиму он вывел из ледового плена около шестидесяти пароходов, затем ушёл на север проверить на прочность арктические льды. «Единственное побуждение, которое толкает меня на Север, есть любовь к науке и желание раскрыть те тайны, которые природа скрывает от нас за тяжёлыми ледяными преградами», — писал тогда Макаров.

В ноябре 1899 года на Балтике внезапно ударили сильнейшие морозы. Финский залив сковал толстый лёд. Трудяга «Ермак» работал, не останавливая винтов. Но тут случилось катастрофа: около острова Гогланд на полном ходу наскочил на камни броненосец «Генерал-адмирал Апраксин». Степан Осипович получил срочную депешу от морского министр, с предписанием срочно выйти на ледоколе в море и спасти корабль.

Выполнить такой приказ было чрезвычайно трудно. Только благодаря упорству Макарова, стойкости и мужеству экипажа ледокола через несколько месяцев кропотливой работы «Ермак» сдёрнул броненосец с камней. Пробоину залатали, а сам корабль малой скоростью отбуксировали в порт. С тех пор корабль, приходящий на выручку попавшим в беду морякам, ласково называли в народе «Ермак Степанович» — в честь его бесстрашного капитана.

Ледокол Макарова входил в состав нашего флота до 1965 года, то есть почти семьдесят лет! Вот такой он был — дедушка русских ледоколов. Сейчас просторы Арктики бороздят два российских ледокольных судна, названные в память о первопроходцах ледовых полей. Один именуется «Ермак», а другой — «Адмирал Макаров». Лучший памятник моряку — это корабль, носящий его имя!

Азбука для кораблей

Мало кто знает, что именно Степан Осипович в 1895 году изобрёл русскую семафорную азбуку. Что это за азбука такая и для чего она нужна? Дело в том, что с давних времён на флоте одной из основных трудностей была связь кораблей между собой. Ведь сотовых телефонов тогда не было, да и радио ещё не изобрели. Использовались самые разные способы, например, команды передавались холостыми выстрелами из пушки. Но вот незадача: это неприменимо в бою, когда вокруг и так всё грохочет! Нужна была другая система связи. И адмирал Макаров разработал набор жестов, которые на корабле производил сигнальщик, держа в руках флажки. Каждой букве и условному знаку соответствовало определённое положение рук. Вот это и называлось флажным семафором или семафорной азбукой. Цвет ткани флажков зависел от времени суток: в тёмное время суток — белые, а в светлое время — красные. Дальность связи семафорными флажками достигала при хорошей видимости до полутора километров.